Нас носило на морскую прогулку вдоль побережья: двадцать метров чистого восторга, равномерно устеленных падшими телами разных национальностей. С нами плыли израильтяне-дайвингисты, три пары молодоженов-британцев, две старушки-сестры из Венеции, пожилая итальянская пара и угрюмая тетя невыясненной нации, которая как уселась возле "румпеля", так, по-моему, за всю поездку даже с места не тронулась.
Ходили вдоль побережья, к которому не подъехать на машине: безумной, какой-то инопланетной красоты белые берега; гроты с бирюзовой водой; пупырчатые железные скалы, мрачные даже при полуденном солнце; скрученные, словно старый плавник, серебристо-серые пласты обрывов - невозможно поверить, что все это разнообразие принадлежит одному острову каких-то двадцати километров длиной.
Поджарый Теодоро, хозяин/капитан/экскурсовод и повар в одном лице, неустанно носился от одной группы туристов к другой, рассыпая на трех языках десятки историй об острове, главными героями которых по большей части являлись пираты всех мастей. Что, в общем-то, и не удивительно, учитывая его местоположение - на торговом пути между Критом и материком. Мы услышали о чуде Святого Джона, спасшего прихожан своей церкви от пиратов путем превращения деревянной двери в железную; о пиратской любовной истории, когда старый пират убил молодую возлюбленную своего предводителя, дабы та не служила яблоком раздора на корабле, о несостоявшемся пиратском царе, кумиром которому служил Барбаросса, и прочая-прочая-прочая, включая
